— И где это? — попытался тут же уточнить, но в ответ была тишина.
Названия эти, конечно, могут иметь отношение к столице, но точно так же, по крайней мере для меня, они могут принадлежать и другому городу, так что с Филями я пока погожу. А вот о наличии здесь Белорусского вокзала, откуда можно пешком дойти до Тверской, протянувшейся чуть ли не до самой Красной площади, уверен твёрдо и вот с него я, пожалуй и начну изучение центрального района. Тем более метро у вокзала по любому должно быть, а значит и спросить, как до него добраться, будет незазорно. Да и к вечеру однозначно холодать начнёт, а мои вещи для такого климата не приспособлены, надо будет где то отогреваться и делать это лучше на центральной улице, наверняка облепленной магазинами и разного рода, кафе. Решено, топаю за народом под землю, пора и там побывать.
ГЛАВА 20
Вокзал был маленький, симпатичный, но кроме суеты ничего более мне не принёс. Нет, три пирожка с картошкой и стакан чая, я там поимел, но это совсем не то, на что рассчитывал посещая его. С улицами тоже была неразбериха. На месте не оказалось ни Тверской, ни Ямской, крепко накрепко засевших в моей памяти, зато присутствовала непомерно длинная, с широким потоком машин и отчего то названная именем пролетарского писателя Горького. Благо, шла она в том же самом направлении, куда я и предполагал, поэтому разочарование, наступившее от несоответствия в названии, быстро улетучилось. Магазинов на ней было много, но опять же, их количество отличалось от утвердившегося в моём воспалённом мозгу. Я непременно хотел увидеть здесь картинку из гонконгского кинофильма, где всё утопало в роскоши, ярком свете и красочной рекламе. Бес его знает, возможно, я просто пересмотрел этого кассетного дерьма и оно так основательно поселилось в моей голове, что принимаю его за свою прошлую действительность? Может надо проще относиться к сугробам вдоль дороги, полутёмным подворотням, куда я, двигаясь вперёд, время от времени заходил и к почти полному отсутствию приличных кафешек, где наивно предполагал согреться, и немного перекусить? Даже посещение «Елесеевского» принесло только половину желаемого результата, там я отогрелся лишь телом, а побаловать душу и желудок не дала людская толпа, заполнившая магазин похлеще метро, на станции «Белорусская». Не лучше ли будет, больше не морочить себе голову и воспринимать всё, как есть, не пытаясь проводить параллели между «тем» и «этим».
Быстро продвигаясь от одной торговой точки до другой, уже в сумерках, добрался до здания центрального телеграфа, затем вприпрыжку, стараясь в конец не отморозить ноги, добежал до сердца красавицы столицы — её Красной площади, порадовавшей меня своей стабильностью и предсказуемостью. У высоченных стен и за ними, всё было точно так же, как и в памяти у меня, вплоть до рубиновых звёзд на величественных башнях. Плохую подсветку Кремля и ГУМа, списал на привередливость собственной головы. На радостях от увиденного влился в людской поток и вместе с ним попал в число посетителей огромного магазина, где эта самая радость быстро померкла, но, как оказалось, не на долго. Поначалу показалось, что и здесь чего то не хватает. Нет какой то свежести или новизны, что ли. Но затем я выпил чашку ароматного кофе, съел два бутерброда с чёрной икрой и замёрзший на улице хрусталик глаза окончательно оттаял, и я начал замечать улыбки на лицах довольных людей, красочно оформленные к празднику витрины, обилие товара, пускай и не всегда востребованного местным населением.
— И какого чёрта я снова пытаюсь отыскать несуществующее? Что за характер дурной? Сказано же тебе: — «Воспоминания твои — бред сивой кобылы. Забудь про них и смотри на мир веселей» — ещё раз попробовал я избавиться от наваждений. — Ну да, признаю, фантазия у меня работает великолепно и чувство прекрасного развито не по годам. Так что ж, теперь до скончания века, воспринимать собственные достоинства, как раздвоение личности? Расслабься и наслаждайся тем, что есть.
Так и сделал. Прогуливаясь по второму этажу, улыбнулся миловидной девушке, державшей в руках объёмный пакет, пожелал удачи продавщице галантерейного отдела, где приобрёл кожаные перчатки, помог старушке сойти по лестнице, чем вызвал одобрение в глазах окружающих и вообще почувствовал себя причастным к чему то большому, со скоростью движения секундной стрелки, неумолимо надвигающемуся на нашу страну.
Из магазина вышел в половине восьмого, счастливый и в меру довольный. Следуя стадному чувству нашёл переход и через него добрался к гостинице «Метрополь». Потом, нарушая правила дорожного движения, перебрался на другую сторону улицы — к Малому театру, поглазел на памятник господину Островскому и глядя высоко вверх передвинулся к «Большому», притягивающему внимание любопытных гостей столицы, своими, запряжёнными в колесницу, лошадьми. У ступеней театра оперы и балета толпились люди, некоторые спрашивали лишний билет, а кто то наоборот, пытался толкнуть его втридорога. Обычная суета перед началом очередного представления, знакомая мне не понаслышке, только по сравнению с нашим, крохотным кинозалом, увеличенная в десятки раз.
— Не скучно тут у них — дёрнувшись всем телом, под насквозь промерзшим пальто, бросил я в слух. — Но уж, как то очень холодно.
Холодало, действительно, неимоверно быстро, а может у меня просто заканчивалась энергия, в связи с отсутствием полноценного питания в течении дня и я уже с трудом противостоял тому же самому морозу. Как бы там ни было, а замерзать начал резко и никакие достопримечательности меня больше не интересовали, хотелось лишь одного — побыстрее отыскать теплое место и постоять внутри него, хотя бы минут десять. Возвращаться назад не имело смысла, в плане изучения мной Москвы и я смело ринулся дальше, вперёд. Минут через пять забрёл в очередной продуктовый, но больше трёх минут пробыть в нём не сумел. Народу в магазине много, толчея, шум и гам, да и тупо глазеть, на витрины с едой, долго не давал взбунтовавшийся от увиденного желудок. Выбрался на улицу и пока позаимствованное у помещения тепло снова не улетучилось, постарался, как можно быстрее, преодолеть подъём, в конце которого стоит «Детский мир». Прислушиваться к тому, о чём болтают в очереди, иногда полезно. Но на этот раз мне было не суждено дотопать до следующего магазина без остановки, так как уже в середине этого подъёма я вспомнил и про КГБ, и про здание этой могущественной конторы, как то внезапно появившееся у меня на глазах, а также про памятник железному Феликсу, который, о чудо, снова стоял на старом месте. Примерно так же, как и я: на ветру, не боясь ни мороза ни холода, глядя вдаль и думая о странностях жизни. Всё наше различие с ним заключалось лишь в двух вещах: товарища Дзержинского не толкали, вечно куда то спешащие горожане и в его сомкнутый рот не попадал свежий снег, обильными хлопьями засыпавший вечернюю столицу.
Отплевался не сразу, очередная неувязочка позволила природному явлению достаточно надо мной поиздеваться, но зато оросил белый снежок под ногами, от души. Отыгрался за весь день, завершавшийся очередным разочарованием, выпустив на волю вместе с интеллигентскими слюнями пару крепких, ругательных слов, не на шутку переполошивших встречных прохожих. А разве я мог поступить по другому? Ну не могло здесь стоять этого парня. Отсутствие «рыцаря революции», перед знаменитым зданием на Лубянке, засветилось в моей голове очень ярко, стоило только нам встретиться с ним глазами.
— Всё! — выплюнув чужеродную влагу изо рта и вместе с ней изрыгнув излишки желчи из организма, сурово сказал я себе. — Хватит! Поиски прекращаю. Сравнения, изучение и воспоминания — выкидываю из головы. Не был я здесь никогда. Нигде не учился, ничего тут не знаю и нет у меня родственников. Вообще! Буду считать, что родился я пол года назад, войдя в этот мир из чрева, самого чёрного в мире моря и за небывало короткий срок превратился в того, кто я есть сейчас. И будет так, и не иначе! А прямо сейчас я замёрз, как собака, хочу жрать, как волк — много и вкусно, и не один, а в компании с моим верным другом, наверняка готовящимся занять мою шикарную кровать.