Хороший видимо мужик. И накормил меня, и обогрел, и сам пошёл узнать про обстановку. А я, бестолочь и бескультурье городское, вломился в чужой дом, прижался к печке, хряпнул полстакана самогона и руки не помыв, быстренько за стол. Даже не спросил, как звать человека.
— Отморозок — согласилась со мной, барахлящая память.
— Точно — голосом отозвался я и с горя плеснул себе ещё пять капель. Может отогреюсь.
— Слышь. Как там тебя? Подымайся — зацепился я за лёгкий шёпот, проскользнувший в мутной голове.
— Чего? — нехотя приподняв отяжелевшую часть собственного тела и заметив прямо перед собой незнакомое лицо, заинтересованно спросил: — Что, уже приехали?
— Ну… На вроде того — ответил мне мужчина, в красивой, лисьей шапке, на огромной, почти круглой голове.
Осмотрелся. Увидел недоеденное сало, картошку, хлеб и вспомнил, что поезд далеко, а я сижу на лавке, в чужом доме за массивным столом. Тусклым светом мерцает закопчённая керосинка, в печке с треском догорают дрова. Благодать. И не мудрено, что меня тут, так быстро сморило.
— А, где… — спросил я незнакомца ожидая, что он продолжит дальше, за меня.
— Василий Палыч? В гараже. «Жигуль» разогревает. В Беляево поедем. Связи нет и будет утром или нет, никто не знает — ответил он мне, наконец то озвучив имя хозяина дома.
— А вы кто? — задал я свой следующий вопрос.
— Иван — сказал мужчина, чему то улыбаясь. — Владелец телефона, у которого трубка молчит.
Пока машина принимала рабочий вид, я успел попить горячего чая с печеньем, перемотать портянки, одеть, не согревающее в стужу, турецкое, кожаное пальто и минут пять посидеть напротив тёплой, русской печки, погреться. Хотелось дольше, но за мной, ожидаемо, пришли.
Опыт вождения автомобиля в зимних условиях, у моего нового знакомого из крохотного поселения в Воронежской области, отсутствовал, как таковой. Он сам в этом искренне сознался, стоило нам только пересечь границу затемнённого села. Так и заявил: — «Зимой первый раз выезжаю. Обычно машина, в это время, стоит». Естественно я заволновался. Что из себя представляют местные дороги, уже видел. Сплошной гололёд и заносы. А я сюда не за тем двенадцать километров по шпалам топал, сквозь ветер и ледяную стужу, чтобы оказаться с пробитой головой, в перевернутой машине, где нибудь на обочине, в засыпанной снегом придорожной канаве.
— Да не волнуйся ты так. Доедем — должно быть почувствовав мой нервный взгляд, сказал неопытный водитель. — Беляево недалеко от нас. До них, всего три километра.
Оказалось действительно недалеко, но это никак не сказалось на моём самочувствии, во время непродолжительной поездки. Дверную ручку, схватившись за неё ещё в начале, я так и продолжал держать, готовясь к экстренному катапультированию, из медленно катившегося по гололёду автомобиля. Не понадобилось. Преодолев, разделяющее два населённых пункта, расстояние и две улицы, в придачу к нему, мы мягко притормозили в начале третьей.
— Станция Беляево. Можно выходить — поставив ручник в нужное положение, скромно поведал довольный шофёр.
— Сидите пока. Сам схожу, узнаю — открывая дверцу, предложил нам мордатый бригадир. — Хотя и так всё ясно.
В Беляево было точно так же темно, как и в Пчельниках, но пессимизм Ивана мне не понятен. Отсутствие света, на сколько я знаю, никак не влияет на телефонную связь.
Ходок за информацией вернулся быстро, однако внести ясность в мои научные рассуждения, он не смог. Телефон не работал, электричество отсутствовало, но рассуждать о взаимосвязи этих реалий между собой вслух, желания всё равно не появилось. Голова лихорадочно искала выход из сложившейся ситуации и думать о чём то другом уже не могла.
— Может дальше проехать? — вынес я на обсуждение, наиболее реальный план дальнейших наших действий.
— Куда? В Студёнки? — попробовал внести больше конкретики, владелец «Жигулей».
— Ага. Скажи ещё до Усмани рвануть — не разделил его настроя Ваня. — Ты сюда то ехал, словно крался. Да и не знаю я там никого.
— Пойдём в милицию. Расскажем. А дальше пусть они звонят — вступил я в разговор с большей решительностью.
— В какую милицию? — усмехнулся бригадир, сидевший сзади. — У нас один участковый, на четыре села. В милицию… Домой надо ехать и ждать до утра.
Я взглянул на часы, там ничего не видно. Поискал глазами свет, увидел нал головой лампочку, потянулся.
— Не включай, я так скажу — одёрнул меня Палыч и бросил взгляд на собственное запястье. — Девять двадцать две — время почти Московское.
— Я ж говорю, домой пора — продолжил всё в том же духе, Иван.
— Да, до Студёнок далековато. За час вряд ли доедем. А ещё там покататься, телефон найти… Это ещё, примерно, час. Он прав, обратно ехать надо — поддержал Василий Палыч бригадира из родного села. — И даже, если дозвонимся до начальства, оно только к утру шевелится начнёт. Ему то не к спеху. Рельсы всё равно уже украли. А там, как у нас обычно бывает, пока людей найдут, пока подымут, пока дрезину заведут и шпалы на неё погрузят… Короче, мы с тобой и выспаться успеем, и рано утром позвонить.
— А если телефон и утром говорить не будет? — спросил я Палыча, надеясь всё же, что такого быть не может.
— Ну, это вряд ли. Связь не рельсы — авторитетно заявил он мне. — Тут главное обрыв найти. А замотать его — два раза плюнуть.
Если честно, я и сам давно готов вернуться в Пчельники, к тёплой печке и к длинному столу с недоеденным салом. За день устал, как собака. Ноги даже в положении сидя гудят словно паровоз, приближающийся к долгожданной станции. Да и сделал я почти всё, что мне перед выходом поручали. До посёлка добрался, телефон в нём нашёл. А в том что он не работает, вины моей нет. Ну не на войне же мы, в самом то деле, чтобы приказ выполнять пока не сдохнешь. Да и нет у меня никакого приказа. Просьба имеется и то, в виде оказания помощи работнику железной дороги. Прав Палыч, возвращаться надо, с такими нагрузками можно и в ящик сыграть. Я же не лошадь, чтобы воз бесконечно тянуть.
— Ну что, домой? — вновь спросил меня, дядя Вася.
Я быстро сделал вид, что вынужден с ним согласиться. Тяжело вздохнул, нехотя махнул левой рукой и, как бы не желая обострять обстановку, очень тихо проговорил:
— Ну что ж, домой так домой. Поехали обратно. Надеюсь утром связь вам дадут.
ГЛАВА 3
В эту ночь я впервые узнал, что означает выражение: «спал, как убитый». Даже на далёком, каменистом берегу черноморского побережья, так быстро не отключался. А здесь… Хорошо протопленная печка, что ли, сыграла со мной такую злую шутку или Василий Палыч, хозяин дома, ласково принявшего меня в свои тёплые объятия, во всём виноват. Ну вот на кой ляд он предложил мне забраться на единственный источник тепла, в своей огромной избушке? Хотел же лечь прямо на полу. А он нет, залезай да залезай. Мол, тебе прогреться надо, от долгого хождения по рельсам, запросто можешь заболеть. Я и повёлся, на его старческие увещевания. А, как же. Здоровье вещь такая — порвётся не зашьёшь. Вот и проспал всё на свете, лёжа на гениальном изобретении наших предков и обоснованно надеясь, что сельский житель разбудит меня рано утром, в шесть, как и обещал.
— Палыч! Твою же мать! — громко выругался я, спрыгивая с тёплой печки. — Утро на дворе. Скоро восемь. А он храпит… Плевать ему на всё. Слышь, я кому говорю?! Просыпайся! Проспали!
Свет в деревне так и не дали, точно так же, как и не восстановили, непонятно где оборванную связь. Об этом мы узнали с интервалом, не более получаса. Василий Палыч сам страшно матерился, осознав, что он безнадёжно проспал. А после того, как старенький выключатель в очередной раз не сработал и вовсе выдавал коленца в три этажа. Из дома засоня выскочил словно угорелый, да и обратно вернулся на тех же скоростях.
— Молчит. Зараза — виновато известил меня, вернувшийся с мороза человек. — Уж мы и трясли его, и провода по новой подключали, а в аппарате всё одно — сплошная тишина.