— Да. Не пил никогда и начинать даже не стоило — высказал я себе скромный упрёк и тяжело вздохнув, поднялся.
Перед выходом в коридор оценил свой внешний вид, присев, чтобы рассмотреть лицо. Отражение в зеркале выглядело кошмарно и я тут же ему об этом поведал:
— Пьянь ты подзаборная. Смотреть на тебя противно. А ещё культурный человек.
Жёстко? Да. Но абсолютно справедливо. А человек, смотрящий на меня с той стороны, всё равно обиделся. Сначала он нервно дёрнулся, а затем быстро поехал прочь, вслед за открывающейся дверью и вскоре вовсе исчез. Опа, а я похоже, поторопился с выводами, по поводу своего отражения. Увиденное в коридоре выглядело ещё хуже. Маленький человечек, с длинным, как у лошади лицом, испещрённым крупными морщинами, красными от недосыпа глазами и тремя волосинками, рыжего цвета, плотно обнимавшими лысину с левой стороны, смотрелся куда экстравагантнее.
— Ты кто? — поинтересовался я у кошмара, стоявшего напротив меня.
— Рустик. А ты?
— Алёхин. Вчера сюда поселился.
— Помню. Мужики про тебя говорили — сказал несостоявшийся сосед и попытался просунуть руку в помещение.
— Подожди — остановил я его, мысленно зацепившись за выскочившее в моей голове разногласие. — А, где это мы стоим? По графику станция ещё не скоро.
— В чистом поле околачиваемся. Почти два часа — ответил он и вновь попробовал пробиться вперёд.
— А, чего мы тут забыли? — так и продолжая стоять, словно стена, потребовал я более чётких разъяснений.
— А я знаю. Симофор горит, вот и не едем. Да подвинься ты. Мне инструменты взять надо.
Глава 2
После краткого блуждания по вагону, проспал ещё примерно часов пять. Когда проснулся, видимость за окном была намного лучше, даже несмотря на то, что дул ветер и падал мелкий, почти крупинками снег. Прямо перед вагоном лежало ровное, белое поле, справа виднелась прозрачная роща из тонких, коротких берёз, слева мелкие заросли и похожий на болото, замёрзший водоём. Ни дорог, ни машин, ни домов. Идиллия. И если бы не орали за стенкой, долго бы я ещё лежал на своей узкой полке, любуясь этой, природной красотой.
— Идите вы все! — разрывал пространство истеричный голос. — Сам знаешь, куда! Нет в моей должностной инструкции такого пункта! А значит, никуда я не пойду! Не заставите! Вот почему бы Михалыч, тебе самому туда не сходить?! А!
— А то ты не знаешь, почему — услышал я ответ говорившему, на повышенных тонах. — Да слова бы тебе не сказал, сам бы выдвинулся. Если бы не проклятый ревматизм.
— Тогда помощника отправляй! Ну ладно машинист, я понимаю. Ему нельзя уходить. А этому салабону, чего в тепловозе делать?! Мух прошлогодних ловить?! — снова спросили очень громко, за стенкой моего купе. — Или что, ему тоже никуда нельзя отлучаться?!
— Нельзя и ты об этом сам прекрасно знаешь.
— Не. Ну нормально. Мне так можно, а ему видите ли нельзя. Ты себя слышышь, дядя Коля?!
— Женя — вполголоса, ответили крикуну. — Ну я тебя, как человека прошу. Сходи. Сынок. А я тебе в конце месяца премию выпишу. Большую. А чтоб тебе сейчас не так обидно было, вот… Лично от меня, двадцать пять рублей.
— И чего мне с ними делать, завернуться?! На улице мороз и холодрыга, а у меня осеннее пальто!
— Свитер под низ оденешь. Я тебе свой отдам. А хочешь, у девчонок, шинель по росту подберём.
— Ага, с пуговицами на обратную сторону. Ты чё, совсем сдурел? Нет дядя Коля. И не проси. Не пойду. Вон, Рустику предложи. Он удавиться за червонец, а за четвертак хоть до Луны тебе дойдёт.
За стенкой громко хлопнули дверью и тут же резко открыли мою.
— Не спишь? — спросил меня, буквально залетевший в купе Женька.
— Нет — нейтрально ответил я ему.
— Значит слышал, как я там разорялся?
— Ну так… — коротко дёрнул я левым плечом.
— И что скажешь? Не прав?
— Не знаю. Я недавно проснулся, поэтому толком не понял, кто там у вас виноват.
— Счастливый. А мы давно тут, все на взводе — со смешком ответил мне, официант.
— А что у вас случилось? И, кстати, ты не знаешь, почему так долго стоим?
— Почему, почему! — зло бросил парень. — Хрен его знает, почему! Страна у нас такая! Поэтому и стоим!
Буфетчик вдохнул полной грудью, явно стараясь успокоиться. Потом, не выпуская воздух, плотно сжал губы и сильно выпучил глаза, словно перепуганная рыба, выброшенная удачливым рыболовом на лёд. Я терпеливо ждал, когда он закончит медитировать и скажет, что нибудь по существу. Но нас прервали. Дверь открылась и на пороге показался бригадир.
— Михалыч — на выдохе, просипел Женька и снова вдохнув, прокричал. — Я же сказал! Не пойду!
— Ты подожди, Евгений. Не торопись. А если мы его попросим? Вдвоём идти вам будет веселей — протянув свой тонкий, указательный палец в мою сторону, успокоил его командир.
Почти ничего не понимая в диалоге, происходящем между двумя работниками железной дороги, я резким рывком бросился вниз.
— Так, дорогие товарищи железнодорожники. Давайте не будем торопиться. Сядем и спокойно разберёмся. Куда идти. Зачем. И кому — тихо произнёс я, встав ногами на пол, а заметив, что мои слова не произвели на собеседников должного впечатления, очень громко проорал: — И для начала, разъяснит мне кто нибудь! Почему у вас поезд, в открытом поле стоит?!
Из сбивчивого доклада работника буфета и кратких реплик его основного начальника, выяснилось следующее: утренний инцидент, с остановкой локомотива у одиноко стоящего семафора, расположенного на нерегулируемом, автомобильном переезде, был только началом цепочки странных событий, произошедших потом. Погорев красным цветом, что то около четырёх с половиной часов, ограничитель проезда транспортных средств по рельсам, как то внезапно взял, да и совсем погас, предоставив машинисту самому решать, чего дальше с этим фокусом делать. Слава богу у того хватило ума не стоять, как вкопанный, на месте и интуиции, не гнать вперёд на всех парах, чтобы наверстать огромное отставание доверенного ему состава. Отдав команду «трогать», он предупредил своего молодого напарника о необходимости поспешать, но строго в рамках скоростного режима. Это им и позволило, уже через пару десятков километров благополучно затормозить на том самом месте, где мы и стоим, по сию самую минуту. Причём достаточно долго стоим и, по всей видимости, бесперспективно. Так как два пролёта, ничем не примечательного, железнодорожного полотна, как отсутствовали, на момент нашего подхода к этому аномальному месту, так и продолжают отсутствовать. Связаться с диспетчером ближайшей станции, ни у кого из ответственных лиц не получилось, ввиду полного отсутствия связи, как таковой. Ехать задом наперёд, машинисту инструкция не велит. Вот и уговаривает дядя Коля, буфетчика Женю, прогуляться пешком, по свежему воздуху, до ближайшего посёлка, виденного им невдалеке, оттого самого, проклятого переезда и уже там, с помощью обычной, проводной связи выяснять, как нам всем, дальше быть. По идее, топать было бы лучше вперёд, так как помощь должна будет прийти оттуда, но машинист предупредил, что в том краю до поселений ещё дальше и лучше будет возвратиться назад.
— Простите. Запамятовал. Вас, как зовут? — обратился ко мне, самый главный человек в штабном вагоне.
— Антоном — представил меня Женя. — Но тебе, дядя Коля, это всё равно не поможет. Ты на его сапоги, для начала, посмотри. Он, небось, тоже не собирался по шпалам топать, когда ехал в Москву.
— А идти то, далеко? — спросил я сразу обоих, вспомнив, что мне тоже нужно в столицу позвонить.
Да и предупреждение Аркаши, по поводу необычных явлений, зашевелилось в голове. Рельсы и шпалы, в таких огромных количествах, даже в нашей, самой щедрой и непредсказуемой стране, просто так не пропадают.
— Да нет — одним словом, произнёс Михалыч и потупив взгляд, тихо добавил: — Рядом. Совсем.
— Двенадцать километров!? Это рядом!? — возмутился, более откровенный человек. — Да побойся бога, Николай Михалыч! Мы с ним замёрзнем, уже на пятой версте.