Поэтому я иду за Пятью-Без-Трёх вниз по склону.

Он шагает на два корпуса впереди, постоянно оглядываясь и скалясь редкими зубами в обрамлении подгнивших от стриха дёсен. Одежду бродяга не сменил, но бережно зашил десятки нанесённых в драке прорех. И даже украсил на спине символом нагинаты — широкого изогнутого клинка на мощной двуручной рукояти.

Изучая примитивный рисунок, я трусливо не решаюсь прокомментировать.

Пять-Без-Трёх ведёт меня на запад по Виривага-Да, затем сворачивает на улицу Киопти. Озираясь и запоминая дорогу, осознаю, что в этом районе Бонжура бываю крайне редко и совсем не знаю местных лабиринтов.

Подвыпившие компании обходят нас стороной и громко вопят щедрые пожелания в новом году. Случайные встречные подозрительно косятся, но и среди них одарить благословлением предпочитает большинство. Даже такого уродца, как я — сегодня это хорошая примета, способная даровать настоящую удачу до следующей Ночи…

На Киопти, почти целиком занятой лавками мешочников и ростовщиков, мы сворачиваем в пустынный переулок. Безликий, неброский, заставленный старыми фаэтонами со скрученными колёсами, мусорными баками и распределительными коробами. В переулок, очень похожий на тот, где Пять-Без-Трёх дрался с «отступниками», разве что чуть пошире и в зоне действия силового коридора.

Здесь Первый Подмастерье Нагинаты Когане Но останавливается и снова гнёт горбатую спину в почтительном поклоне. Затем озирается по сторонам и сдвигает в сторону здоровенный гофрированный лист с непристойными рисунками. Указывает на открывшийся лаз.

Я распахиваю пальто и поправляю башер за поясом. Если чу-ха и замечает демонстрацию, виду не подаёт. Первым скрывается в полумраке. Следую за ним, всё ещё размышляя — не ошибся ли?

Спускаемся в подвал, неторопливо бредём по полутёмному коридору, минуя один поворот за другим, и пригибаясь под свисающими с потолка кабелями. Чтобы гость не переломал ноги, проводник подсвечивает крохотной лампадой. Вопреки ожиданиям, я совершенно не испытываю страха. И взвешиваю в уме, что станет с мозгом и фанатизмом беспалого, если применить на нём моё зарождающееся умение…

Пахнет пылью и гнилью, чуть позже — мощными благовониями. Я заматываю нижнюю часть лица тонким шарфом, лично скроенным в швейных мастерских Нароста. Пять-Без-Трёх заискивающе улыбается на ходу, для него местные запахи вполне приятны.

Мы попадаем в зал, просторное прямоугольное помещение с низким потолком.

Свет даёт единственная лампа над входом, но я всё равно сразу замечаю столик у дальней стены. На нём несколько чашек с ароматическими маслами, пара выключенных портативных светильников, статуэтка Когане Но с отколотым уголком и набор пяти Безмятежных Детёнышей. За столиком, возвышаясь и поблёскивая, видна плоская ростовая фигура, вырезанная из прозрачного пластика. Силуэт грубый, топорный, но мне трудно не узнать в нём собственный…

Реальность основанного Пятью-Без-Трёх храма наконец-то пробивает щит беззаботного хмеля. Мне становится жутковато. Затем тревожно. И вдруг — весело. В тот момент я окончательно верю, что добротная пайма способна превратить в увлекательное приключение абсолютно любое событие…

А ещё (кроме чуть нервного веселья) я ощущаю гордость. Умиротворение, приходящее с щедро потешенным самолюбием. И жар внезапного озарения, когда снова задумываюсь, как сильно Пять-Без-Трёх может оказаться прав…

Они действительно здесь, дожидающиеся своего Подмастерья.

И меня.

Больше двух десятков чу-ха распластались вдоль стен и тянут к Нагинате когтистые пальцы. Многие бессвязно бормочут.

Пять-Без-Трёх оборачивается ко мне с довольным видом, будто предлагая оценить приложенные усилия. Конечно, я должен быть горд. Я должен быть польщён. Я должен быть удовлетворен… Он говорит:

— Когда вслед за тобой в Тиам придут прочие посланники Когане Но, мы будем готовы. Приказывай, светлоликий, и мы исполним!

Веселье испаряется. Как и любые мысли о реальности особого предназначения.

Вместо ответа Первому Подмастерью я едва не блюю себе на примитивную самодельную обувку, и торопливо покидаю храмовый подвал. Калека кричит в спину, что паства станет терпеливо ждать. Его эхо преследует меня даже в переулке…

Через неделю после Нефритовой Декады я узнаю, что последователи уходят.

Им наскучило.

Они не готовы вечно караулить приход воинства светлоликих орудий Когане Но.

Улицы слышат об уникальном терюнаши, шепчут обо мне. В деталях знают подробности моей инициации в «Дети заполночи». Но так и не дожидаются огненного урагана, в вихрях которого на Тиам снизойдёт остальное воинство Благодетельной и вычистит скверну Юдайна-Сити до самых глубоких ям Такакханы.

И потому они уходят, больше не желая верить в избранность бесхвостого казоку-йодда, пусть и такого необычного…

Последнюю возможность увидеть Пять-Без-Трёх я нахожу во время рутинного рейда по кварталам Бонжура. В этот период «Дети» всё чаще берут меня с собой в деловые поездки по району, и я подозреваю, что за этим снова кроется прямой приказ Нискирича.

Я внимательно и молча наблюдаю за переговорами с членами мелких подконтрольных казоку; привыкаю к зрелищу наказания штрафников и запоминаю, как выбивают долги; вижу и запоминаю, как рядовые чёрно-жёлтые помогают простым чу-ха с проблемами в торговле или кормят с грузовых фаэтонов, раздавая еду самым нуждающимся и оголодавшим. Впитываю мягкую и незримую, но при этом чудовищно-злую силу, на которой держится и которой дышит Бонжур…

Когда фаэтон «Детей» минует улицу Киопти, прошу водителя опустить транспорт.

Мне послушно подчиняются, хотя я до сих пор не понимаю собственного статуса внутри семейства.

Говорю парням, что скоро вернусь. Выбираюсь наружу, и почти сразу нахожу знакомый серый переулок. Вздыхаю, недолго мнусь, но осознаю, что решение принято ещё в фаэтоне. Иду к подвалу. Оттягиваю гофрированный щит.

На этот раз я даже не передвигаю «Молот» под стрелковую руку — новенькая двуцветная жилетка на моей груди отпугивает шваль едва ли не эффективнее выстрела.

Ориентируюсь по запаху и подсвечиваю карманным фонарём, медленно миную коридоры и выхожу в главный зал.

Лампа над входом разбита. Примитивный алтарь почти развален, столик лишился ножек и криво лежит на бетоне. Прозрачной человеческой фигуры за ним больше нет, а плошки для ароматических масел пусты.

Вдоль стен темнеют силуэты всего четырёх-пяти чу-ха. Сначала мне кажется, что подвальники приветствуют меня традиционным распластыванием… но совсем скоро понимаю, что все они изогнулись в наркотическом трансе.

Чуть позже я узна ю, что Нискирич фер Скичира прослышал про Пять-Без-Трёх и его паству. Что, впрочем, вполне логично и ожидаемо…

Однако старый ублюдок не начинает ломать лапы и рубить хвосты. Вместо этого отчим привязывает к Киопти и прилегающим переулкам специальных толкачей. Они продают калеке и его последователям стрих даже ниже себестоимости.

Обряды верующих в Нагинату Когане Но становятся ярче.

Затем хаотичнее.

А затем паства начинает стремительно редеть, и отнюдь не от скуки…

Своего Первого Подмастерья я нахожу у дальней стены. Почти у алтаря, замотанного в изодранное одеяло и воняющего дерьмом. Рядом валяются инъекторы и железные напёрстки, в которых улица плавит стрих.

За прошедшее время Пять-Без-Трёх ощутимо сдал и изувечился. Даже в неверном свете фонарика замечаю, что хвост чу-ха обрезан почти у самого основания, рана опасно кровоточит и жутко пахнет. Шерсть почти вся сбрита, словно Подмастерье пытался подражать облику «посланника Когане Но». Огромные крысиные резцы безумец стачивает почти под корень. Причём, судя по всему, тоже сам и очень грубо.