Счета компаний Фиррикру постоянно меняли профили и станции мицелиумного базирования. Налоги с них отчислялись, но нерегулярно, а лишь когда службы-мздоимцы смирпов подступали до опасного близко.
Ни благотворительностью, ни открытыми инвестициями или научными разработками Приш тоже не занимался; на званных вечерах и прочих гламурных мероприятиях замечен не был.
Если в Юдайна-Сити и существовал далекий от криминала делец, более прочих заинтересованный в конфиденциальности своей работы, то Скрот его точно нашел…
Время от времени я задумывался, могло ли быть так, чтобы Приш вообще жил за пределами Юдайна-Сити? Теоретически это было возможным, но и Ченчу-Гар, и Аркидополис существовали крепко-обособленными анклавами, контакты между жителями которых не очень-то поощрялись Смиренными Прислужниками, так что эту версию я отмел, как наименее вероятную. К тому же, Скрот Мокки лично признал, что Фиррикру еще здесь. Правда, сообщил об этом несколько странно, но тогда в «Перпекто» наперекосяк пошла вообще вся беседа…
— Бледный, ты вообще чем занят⁈
Несмотря на протез и армированный ботинок, Ханжа умудрился подкрасться совершенно бесшумно и застыл надо мной, закрывая солнечный свет.
Его вопрос вывел меня из задумчивости, вернул в Опасную Безжалостную Реальность и даже заставил вздрогнуть. А действительно, чем я занят? Меня окружал отряд вооруженных наемников, готовых выполнять мои приказы, а я уединился в сторонке и пытаюсь распутать грошовое дело «Желтого котелка» средней лапы…
Свернув документы и выключив гаппи, я поднялся на ноги и сладко потянулся, разминая затекшую спину. Ханжа продолжал буравить подозрительным взглядом, который я встретил наиболее дружелюбной из своих улыбок. Разминая руки и плечи, я отошел к стене воздуховодной шахты, украшенной граффити очень смешного чу-ха, толстенького и ушастого, со свисающей из ноздри соплей.
Рисунок, кстати, был едва ли не единственным доказательством чьего-то пребывания на выбранной крыше — по углам и вдоль парапетов не валялось ни пустых коробок от лапши, ни упаковок из-под наркотиков. И это, с моей точки зрения, лишний раз доказывало, что доступ на вершину расселяемого комплеблока и правда имели очень немногие.
Полуденное солнце решило не на шутку разыграться, поливая нас из-за редких облачков. В воздухе вьюжила вездесущая городская пыль. Подвигавшись, я ощутил, что начинаю потеть. Особенно под безрукавной бронекурткой — подвижные пластины из вспененной стали и алюминия слишком хорошо сохраняли тепло.
— Терпение, пунчи, — ответил я наемнику, все еще маячившему поблизости. — Мы просто ждем, все по плану.
— Я тебе не пунчи, сисадда⁈ — сдвинув ассолтер на бедро, Ханжа по-змеиному облизал губы и отошел.
Я хотел было ляпнуть ему вслед, что не стоит так придираться к словам, особенно к устоявшимся вербальным конструктам, но не стал. Мне встречались камнедробилки, куда более мягкосердечные и склонные к юмору, чем этот бывший кубба.
Заметив нашу беседу, от парапета отлепился Прикус и тоже направился ко мне.
Как и напарник, безносый «Садовник» был закован в удобную тактическую броню и носил ассолтер на хитроумной четырехточечной системе ремней; хвост его был спрятан под пластичную гелиевую чешую, на плечах и поясе крепились отвлекающие лазерные метки, сбивающие с толку любую наблюдательную электронику. Голову покрывал легкий шлем с особым забралом, модернизированным под искусственные нос и челюсть.
— Цена на подходе, — отчитался он, переводя взгляд с меня на напарника и обратно, и пытаясь угадать настроение разговора, — будет через пару минут.
— Превосходно! — я легко хлопнул в ладоши и с азартом потер пальцы. — Почти все в сборе, скоро приступим!
Во взгляде Прикуса появился нескрываемый скепсис.
Пожалуй, с этим можно было даже согласиться — в своем показном оптимизме я выглядел немалым дурачком. Но «Садовник» не мог знать, что если насильно не поддерживать этот бравурный кураж, то кое-кто мог спечься и прямо сейчас все отменить. Даже за считанные минуты до начала операции. А на это у меня не было никакого права. И то, что за прошедшие после заброшенного склада сутки меня еще не нашли, вовсе ничего не означало…
Вокруг высились глыбы комплеблоков — к западу схожие с нашим и чуть ниже ростом, к востоку и центру Юдайна-Сити постепенно возрастающие, с каждой новой линией застройки все более утонченные, пафосные и изящные. И так до самого «Слюдяного небесного моста», чье основание отжирало по доброму ломтю Уробороса и Пиркивелля, а макушка терялась в облаках.
Среди комплеблоков и прочих высоток чинно покачивались ветростаты, похожие на тучных пасущихся коров. Казалось, до них подать рукой, а на ближайший якорный щуп можно без труда допрыгнуть с края крыши.
Солнце грело все активнее, хотя музыка гнезда в моей голове требовала от момента куда более депрессивной и мрачной погоды, вроде затяжного моросящего дождя или назойливой пылевой бури.
А еще я жалел, что мы наступаем не поздней дождливой ночью, потому что тогда смог бы напоследок насладиться сверкающей геометрией гнезда, когда улицы становятся пульсирующими ущельями раскаленной лавы, вверх бьют столбы ослепительного света, бесформенные кварталы наполняются мириадами светлячков-окон, а ни один сверкающий рекламой или миц-трансляцией ветростат не похож на соседний.
Тогда бы наслаждение видами рассеченного на безупречно-хаотичные ломти торта из когтей, хвостов, матового стекла, пенобетона и строительной стали было куда ярче, а сам узор бы безудержно пульсировал сотнями оттенков.
Но ночная вылазка была отметена сразу: очень многие в гнезде знали, где он работает и принимает просителей, и никто до сих пор не вызнал, где обитает. Во всяком случае, в живых таких не осталось… Потому достался унылый солнечный полдень, приторный и светлый, как семейное застолье на Ночь Переосмысления.
Убедившись, что Прикус занялся инспектированием экипировки, я стер улыбку с лица и внимательно осмотрел боевую стаю. В которую, кроме парочки известных мне с прошлого вечера «Добродетельных Садовников», теперь влились еще четверо толковых наемников.
Первого звали Миката. Он был суровым малым, прятавшим глаза за узким ободом электронных тактических очков. Миката оказался молчаливым, предпочитал общаться жестами и отметками на иллюзиумных картах внутри шлемов, ну а в крайнем случае — короткими фразами. Он напоминал мне честного работягу, какого можно найти на фабрике или в порту, и которому неважно, за какую работу браться, лишь бы сделать ее быстро, качественно и получить за это достойное вознаграждение.
Вторым «Садовником», пожаловавшим в точку встречи после Прикуса, Ханжи и Микаты, было Као-Ду. Худое и подвижное, оно старательно скрывало свой пол, которого не знали даже командиры группы. Прикус упоминал, что раньше Као-Ду выступало в экстремальном цирке, но в какой-то момент решило сменить род деятельности. Судя по всему, наш бесполый приятель (или подруга?) от рождения оказался манксом, но с отсутствием хвоста мириться не пожелал (или не пожелала?) и вживил себе весьма недешевый био-протез, которым управлял, как родной пятой лапой.
Следующего наемника звали Панго. В прошлом — профессиональный боец из «Клыкастой ямы», он вроде бы даже завоевывал какие-то звучные титулы, но сейчас тоже «выкорчевывал сорняки». Судя по фигуре, с раннего детства Панго держали на препаратах, потому что когда широкоплечий и здоровенный, как бронефаэтон чу-ха полностью распрямлял нижние лапы, то становился на целую башку (а то и больше) выше меня. В отличие от коллег, Панго был вооружен двухдисковым супрессором, в каждой из барабанных кассет которого хранилось не меньше трех сотен фанга.
Четвертый отзывался на позывной Ребро или Ребрышко и, вероятно, принадлежал к числу бывших ракшак. Разумеется, к той их части, что сумели сохранить рассудок, память и конечности после участия в таинственных загородных операциях смирпов. Что еще более вероятно, Ребро был дезертиром, каковых в армии Юдайна-Сити вообще насчитывалось немало. Непримечательный, я бы даже сказал — «обычный» чу-ха выглядел так, что когда ты встречал его на улице, не мог даже предположить, что тот принадлежит к братству опасных наемников…